Исповедь завязавшей

[Alabyk 339]

Толстая, порядком потрепанная тетрадь, когда-то нежно зеленого цвета. На обложке подростковым почти сформировавшимся почерком выведено: «Исповедь завязавшей» - и неаккуратно зачеркнуто другой пастой.

Обложка почти отрывается от тетради, и, открыв ее, можно увидеть заполненные тем же старательным почерком страницы.

27 апреля.

Решено.

В сентябре меня не станет.

Нет, я не пойду на самоубийство. Я вычищу себя психологически, чтобы родиться заново, другим человеком. Я верю, первокурсница исторического факультета Ангелина Андрейченко не будет иметь ничего общего со школьницей Гелей Андрейченко. Она будет жить в другом городе, иметь другие интересы и дружить с другими людьми.

И ей будет нечего стыдиться.

А для этого Геля должна умереть. И вот эту предсмертную исповедь я напишу за лето. Здесь я расскажу все честно, открыто и не щадя себя. Разденусь на бумаге догола и даже душу выверну наизнанку – и потом, в конце августа, сожгу эту себя, чтобы никогда больше не вспоминать о ней.

Но нужно записать все, ничего не скрывая, чтобы не осталось ни единого не вытащенного наружу кусочка.

И даже то, что случилось на прошлой неделе.

Но пока я к этому не готова. Лучше начать издалека и понемногу подбираться к самому страшному.

Интересно, от чего зависит появление у людей разных увлечений, хобби? Почему одному интересно вышивать крестиком, а другому – вспарывать кишки? Откуда берутся чудики, самая большая радость для которых – забраться в какую-нибудь чащу и наблюдать за ползающим, прыгающим и летающим животным миром?

Я тоже своего рода чудик, но мое чудачество – не просто любопытство или научный интерес, а, пожалуй, граничит с извращением. У меня вызывает странное волнение – не знаю, как выразиться точнее – явление мочеиспускания, вернее, позывов к нему.

Звучит как-то по-врачебному, но, наверное, это и есть клиника. Думаю, для меня даже нашелся бы какой-нибудь сложный термин типа «вуайеризма», или «эксгибиционизма», или еще какого-нибудь «изма».

К счастью, меня не тянет трясти неприличными местами на публике или насиловать маленьких детей – принудительная госпитализация мне не грозит. С другой стороны, когда при тебе кто-то хочет в туалет, а ты надеешься, что он закрыт, или даже стараешься незаметно помешать человеку туда попасть – это тоже не очень-то нормально.

Ну вот, например, в прошлом году, когда я ходила на УЗИ органов малого таза. Передо мной в очереди была девушка, которая явно не рассчитала возможности своего мочевого пузыря. Когда она осталась первой у кабинета, на месте ей было уже не усидеть: коленки дрожали, пальцы ног царапали  подошвы открытых босоножек, шурша голубым пластиком бахил, а руки судорожно вцеплялись в подол короткой джинсовой юбки. Вспыхнувшие щеки, блестящие слезинками глаза и закушенная губа…

Когда ее вызвали, она не сразу смогла встать, а потом, отвернувшись от очереди, вдруг резко засунула себе между ног руку и согнулась. Обычно девушки не вызывают у меня сексуального интереса, но тогда я не удержалась и со своей стратегически выгодной позиции (сидя рядом) заглянула ей под юбку. И увидела нежно-сиреневые трусики и… может быть, конечно, так легла тень, а пара блестящих капелек внутри бедер и вовсе могла мне привидеться… но что я точно видела, так это часто и ритмично сжимавшиеся ягодицы – и это зрелище до сих пор не затмила для меня ни одна подтянутая мужская попа.

После обследования девушка выскочила из кабинета пулей и буквально врезалась в меня, так как я уже встала, готовясь зайти.

- Девушка, - хриплым шепотом выпалила моя прекрасная страдалица, - где тут туалет?

- Прямо по коридору и направо, - шепнула я ей и вошла в кабинет.

Нет, туалет, конечно, был за поворотом налево, но может ведь девушка-подросток путать лево и право? И вообще, когда приходишь на УЗИ, такие вещи надо выяснять заранее.

Именно так я и поступила, когда пришла сюда впервые. Обошла весь этаж, пока не наткнулась, на неприметную дверь (далековато от кабинета УЗИ, обычно в поликлиниках удобнее). Нормальный человек спросил бы у медсестер или других посетителей, но в этом вторая моя странность.

Никто не должен знать, что я хочу в туалет.

Иначе я умру со стыда.

При этом собственное желание возбуждает меня так же, как и чужое, но если о моей нужде становится известно окружающим, возбуждение превращается в позор, и ужас, и ад.

Если бы я оказалась на месте этой несчастной девушки, я бы сбежала из поликлиники не дожидаясь своей очереди, чуть только осознав, что начинаю против воли ерзать на месте. Причем скорее всего сбежала бы не в туалет, а на улицу, даже не подумав, как буду добираться до дома, изнемогая от давления внизу живота. С появлением риска прилюдно обнаружить свое желание я, к стыду своему, теряю способность соображать. Однажды, когда мне было тринадцать, я надула в штаны, час просидев в десяти метрах от туалета.

Но об этом позже, сейчас нужно вспомнить все о том прошлогоднем УЗИ. Пока исследовали меня, я все думала о той девушке и прокручивала в голове разные варианты развития событий, даже врачу отвечала невпопад. Наконец меня отпустили – очень вовремя, ведь мне самой уже становилось невтерпеж из-за елозившего по животу датчика, и я из последних сил сжимала нужные мышцы и вжималась попой в кушетку, чтобы не ерзать уж слишком явно из стороны в сторону.

Кое-как приняв беззаботный вид а ля «я тут порхаю, как бабочка, и вовсе не меня оттягивает вниз пузырище», я неспешной походкой направилась по коридору. Той девушки уже нигде не было видно, но на пересечении «правильного» и «неправильного» путей моему взору предстала эдакая «система озер» - цепочка небольших лужиц, начиная от совсем крошечных капелек справа до размазанных мокрых следов размером с блюдце ближе к туалету.

И по сей день я не желаю верить, что это уборщица могла расплескать воду из ведра…

28 апреля.

Что ж, надо честно себе признаться, получилось глупо. Вместо того, чтобы вытравливать из себя извращенные фантазии, вчера я… ну что скрывать, возбудилась от воспоминаний и мастурбировала, пока не уснула. Пишу это, собираясь в школу (понедельник – какая мерзость), чтобы напомнить себе, что все же я вступила на путь исправления. И тем не менее, в школе буду держаться подальше от всего, что напоминает Ужасный Случай на прошлой неделе. К нему я обязательно подберусь. И пусть мне будет так стыдно, чтобы тотчас после этого сжечь эту исповедь и больше никогда не браться за старое.

А пока – вперед, войной на алгебру!

[Alabyk 339]

2 мая.

Ну вот, долгожданные майские выходные наступили, и можно вернуться к моей исповеди. Пожалуй, самое главное, о чем нужно вспомнить, - тот случай в театральном кружке, когда мне было 14. Так получилось, что именно тогда я окончательно осознала свое пристрастие.

Еще несколько лет назад я самозабвенно увлекалась театром и мечтала в будущем стать актрисой. Поэтому разве я могла пройти мимо школьного театрального кружка?

Это был не совсем официальный кружок, и руководила им не учительница, а старшеклассница, Настя Коростелева, девушка крайне инициативная и напористая. Хотя у многих одноклассников, да и более младших школьников, она вызывала некоторое раздражение, одновременно ее уважали и признавали ее авторитет. Некоторые мальчики тайком вздывали по большеглазой и длинноногой красавице, но ее решительность и властность отпугивали даже смельчаков. В том числе и поэтому театральный кружок был чисто девичьим, и даже мужские роли играли девочки (прежде всего, разумеется, сама Настя).

Вместе с Настей лидером кружка была ее младшая сестра Света, моя одноклассница. При той же самоуверенности (и даже при столь же эффектной внешности), что и у Насти, Света не отличалась ни особыми талантами, ни способностью к организации, но из-за Насти приходилось ее терпеть. Обычно Света забирала себе роли красивых женщин, и даже Офелия в ее исполнении становилась косноязычной капризулей.

В тот год при постановке очередного спектакля Настя надолго попала в больницу, и роль режиссера взяла на себя Света. Спектакль тогда до зрителя так и не добрался, но речь не об этом.

Ставили "Вокруг света за 80 дней" Верна. Произведение выбрала и адаптировала еще Настя, иначе не миновать бы нам "Сумерек", по которым исходила соплями Светлана. К Верну же она была равнодушна, и вся ее режиссерская работа состояла в том, чтобы подольше держать нас на репетициях, побольше критиковать и раз за разом прогонять одни и те же сцены, так и не помня наизусть свою роль (играла она, что неудивительно, миссис Ауду).

Я заменила Настю в роли мистера Фогга, а Паспарту стала Таня Терешина. Однако роль простодушного слуги ей не очень-то удавалась. В прошлом спектакле она с успехом сыграла избалованную барышню, под стать Светке, и никак не могла сменить амплуа, что выводило нашу замрежиссера из себя. Заменить Таню было некем: кроме Настиной одноклассницы Лены, неплохо вжившейся в роль сыщика Фикса, в кружке не было девочек, способных запомнить больше двух фраз - остальные играли только второстепенные роли.

Света с Таней ссорились на каждой репетиции, и однажды временная глава кружка заявила, что пока сцена не будет сыграна удовлетворительно, из класса никто не выйдет.

- А если я в туалет хочу? - прищурилась Таня.

- Потерпишь.

- Мы уже второй час тут торчим, а я бутылку минералки выпила. Была бы ты на моем месте, не потерпела бы.

- Чушь, Терешина. Настоящую актрису такие мелочи не смущают, - отрезала Света. - Я и после двух бутылок воды трехчасовой спектакль бы отыграла.

- Ну-ну, - язвительно протянула Таня, - после двух бутылок ты через пять минут бы с визгом в сортир полетела. Уж кто бы мог играть после такого, так разве что Ленка.

Славившаяся своей непробиваемостью и спокойствием Лена только слегка улыбнулась, но Светке хватило и этого. У нее была парочка особенно слабых мест: она ненавидела быть в чем-то не первой, легко велась на слабо и обожала спорить.

- Хочешь, проверим? - выпалила она. - Вот завтра перед репетицией выпьем втроем по большой бутылке и посмотрим тогда, кто настоящая актриса. Кто продержится дольше, та получит наш макбук.

- А кто первая не выдержит и сбежит, в афише будет на последней строчке, - быстро добавила Таня.

- Эй, девчонки, а в игре только вы? - с горящими глазами вклинилась в разговор Машка, девчонка из второстепенного состава. - Я тоже макбук хочу.

Подаренный кружку школой макбук был предметом мечтаний всех нас, и всем кружком мы отстояли его у Насти со Светкой, хотевших по праву лидеров забрать его себе.

- Да хоть все присоединяйтесь, я все равно выиграю, - презрительно ухмыльнулась Света.

На следующий день по полторашке минералки действительно принесла каждая. Участвовала даже Лена, обычно серьезная и не поддававшаяся на глупые споры: она была из очень небогатой семьи и, мне кажется, планировала продать выигранный макбук и пополнить семейный бюджет.

Мы уселись вокруг одной из парт и принялись пить воду, попутно обмениваясь колкостями. Я немного волновалась, ведь у меня была своя миссия.

Вчера после репетиции меня поймала Таня и сообщила, что хочет слегка сбить со Светки спесь.

- Но ты должна мне помочь. Завтра, когда все будут глотать минералку перед репетицией, отвлеки чем-нибудь Светку, а я ей мочегонного подсыплю. Пусть сбежит первая и потом объясняет всем, что это по ошибке нашу приму мелким шрифтом на афише написали.

Я на минутку задумалась. Все-таки не очень добрый поступок. С другой стороны, Светка пару репетиций назад очень уж нелестно отозвалась о моих актерских способностях... А кроме того, мысль о таком способе мести наполнила меня каким-то смутным томлением.

- Окей, - улыбнулась я. - Только если выиграешь макбук, будешь мне его одалживать.

- Да без проблем, только я вряд ли выиграю. Про Ленку я серьезно говорила, она может шесть уроков не сходя с места отсидеть. Но это неважно, просто хочу посмотреть, как Светка сбежит поджав хвост.

И теперь мне надо было придумать, как отвлечь Светку. Она принесла с собой кружку и пила минералку из нее, а рядом сидела Таня и держала под столом бумажный конвертик с растолченными таблетками.

Впрочем, у меня был план.

- Смотри, Свет, какие бусы я у бабушки нашла, по-моему, Ауде они очень подойдут, - и достала дешевенькие бусики, когда-то подаренные кем-то из дальней родни и с тех пор валявшиеся в шкафу.

Светочка была падка на побрякушки и устоять не могла. Восторженно сцапав бусики, она повернулась к окну, чтобы рассмотреть их на свет, и тут Таня, пока на нее никто не смотрел, всыпала порошок в Светкину кружку.

Мы переглянулись и, пряча улыбки, допили свою минералку.

...Шел второй час репетиции. Сторонний наблюдатель отметил бы явную потерю вдохновения и энтузиазма в нашем актерском коллективе. Девочки деревянными голосами выпуливали свои реплики и старались побыстрее отойти к стеночке. Садиться общим голосованием запретили, чтобы у актрис с минимумом реплик не было больше шансов, чем у остальных.

Я, зная, на что иду, надела сегодня широкую темную юбку до колена, а вот Светка и даже Таня беспечно явились в джинсах, и теперь, наверное, начали осознавать, какому риску себя подвергли.

Мне уже довольно ощутимо приспичило, и, подавляя дрожь и желание посильнее сжать коленки, я немного краснела от смущения. Впрочем, стыдно мне было куда меньше, чем в других случаях, когда я оказывалась с полным мочевым пузырем в окружении людей. Видимо, от осознания того факта, что я сейчас не одна с такой проблемой, становилось полегче. И даже не просто полегче, чувство было, пожалуй, приятным. Что-то во мне замирало, когда я посматривала вокруг на скрывавших свои мучения девчонок. Ну ладно Светка, понятно, что меня радуют ее покрасневшие уши и судорожно сведенные, подрагивающие ноги. Месть сладка. Но почему мне так нравится смотреть на тихоню Дашу, жмущуюся в уголке, вжавшись попой в стену и теребя подол юбки?

Первой сдалась Машка из массовки. Она вдруг резко повернулась и побежала к выходу из класса, крикнув что-то про то, насколько не сдался ей макбук. Ее подруга поспешила за ней, а следом под шумок с полыхавшим лицом выскочила Дашенька, чьи приседалочки у стены через пару минут, я уверена, кончились бы потопом.

Я и сама была не прочь сбежать к той же сладостной цели, что манила девчонок, но, раз уж ввязались в эту затею со Светкой, надо было довести дело до конца. На розовеющем Танином лице я читала ту же решимость, правда, немного подпорченную болезненно закушенной губой.

Впрочем, и Светка уже выходила из образа неприступной красавицы, которую не трогает ничто человеческое. Переминаясь с ноги на ногу, она дрожащим голосом, запинаясь, выговаривала свою реплику. Пальцы вцеплялись в карманы джинсов, начиная ползти ниже и явно собираясь сплестись пониже ширинки, на шве, продолжающемся между ног и уже наверняка немного влажном...

Я беззастенчиво пялилась туда, охваченная непонятным чувством и даже забывшая про собственное положение. Тем временем по плану репетиции на очереди была сцена спасения миссис Ауды от сожжения на костре. Светку надлежало привязать к картонному столбу и изображать ее освобождение от желающих исполнить древнюю варварскую традицию.

Светка смотрела на столб и веревки с явным страхом. Таня, тоже подходившая к грани терпения (все-таки Светка не врала насчет своего организма, раз даже на мочегонном держалась так долго), ехидно ухмыльнулась:

- Ну что там, Светочка, насчет актерского таланта и трех часов? Не промочишь нам столбик?

Остававшиеся в кабинете наиболее терпеливые девочки захихикали, и наша замрежиссера повелась на Танин вызов:

- Я-то в полном порядке, и столбу ничего не грозит. Ты сама-то смотри в штаны не напруди, пока узлы вяжешь, там же обе руки нужны. - И кивнула на Танину правую руку, которая, пока девочка отвлеклась на споры, машинально прижала кулачком промежность.

Густо покраснев от очередного залпа хихиканья в углу, Таня отдернула руку и полезла за столбом и веревкой. Приматывая Светку, она все старалась как можно скорее пройти видимую зрителям половину и надолго застревала на обратной, сгибаясь там в весьма пикантной позе.

Я уже не знала, кто выйдет победителем из этого состязания, да мне, честно говоря, это уже было неважно. Я просто наблюдала с замирающим сердцем, как Таня нарочно сильно затянула веревку на Светином животе, как Света взвизгнула, что это нечестно, и яростно засучила ногами, потому что руки были уже привязаны.

Тем временем облегчившиеся девчонки потихоньку возвращались в класс, хотя Даши среди них не было. Я прогнала мысли о том, где она сейчас и в каком состоянии, и вернулась к сцене спасения. Отчего-то охрипшим голосом я проговаривала свою реплику, чувствуя в раздувшемся животе какой-то сладостный спазм от того, что стою сейчас перед всеми, подергивая коленкой, и все уже знают, что мне очень хочется присесть, но никого это особо не интересует, потому что Светка, привязанная к столбу и неподвижная, стоит уж очень напряженно, сдвинув ноги и с красным как рак лицом, и всем хочется немного оттянуть момент спасения (и героини, и актрисы) и еще чуть-чуть посмотреть на мучения девицы, умудрившейся вызвать всеобщую неприязнь.

И тут кто-то из возвращавшихся в кабинет девчонок толкнул незакрытую бутылку, стоявшую на столе, и парой мгновений позже воцарившуюся тишину разбила звонкая капель.

Светка резко согнулась, качнув столб, но это не помогло. На глазах у всего кружка джинсы между панически дергающимися ногами стали быстро намокать, а потом девчонка упала на спину и забарахталась, поливая картон.

Краем глаза я видела, как Таня, засунув между ног обе руки, почти гусиным шагом плетется к двери, но никто не обратил на это внимания, потому что Светка визжала, чтобы ее развязали, перемежая эти требования нецензурными воплями, а мокрый картон уже не впитывал ее струи, и под ней понемногу расплывалась лужа.

Лена невозмутимо взяла ножницы, не спеша подошла к барахтавшейся Светке и разрезала веревки. Девчонка, в истерике раскидав обрывки, вылетела из класса, а Лена все так же спокойно взяла со стола макбук и вопросительно посмотрела на меня.

И тут я осознала два факта. Во-первых, из соревнующихся в классе остались только мы вдвоем. И во-вторых, я сейчас описаюсь. Точнее, еще секунда - и из меня хлынет, как из шланга.

Пискнув Лене, что она победила, я метнулась к двери и побежала по коридору, чувствуя ногами горячие струи. Сфинктер я уже не чувствовала и остановиться не могла.

К счастью, в туалете все еще была свободна одна кабинка. Я влетела туда и плюхнулась на унитаз. Обычно я брезгую садиться в школьном туалете, но сейчас растеклась по нему, вися попой совсем близко к воде и ощущая все брызги от своей струи. Головой я привалилась к стене и просидела так несколько минут, пока не осознала, что уже перестала писать.

Туалетной бумаги у меня было с запасом. Я вытерла попу и лужицы на полу, натянула мокрые трусы, осмотрела юбку (не подвела, мокрых пятен не видно) и побрела домой.

Меня не особо интересовало, что сейчас происходит в классе и кто будет убирать за Светкой. Я вообще ни о чем не думала, пока не вошла в комнату и не плюхнулась на кровать. Только тогда постепенно стали приходить мысли. Воображение рисовало мне множество исходов сегодняшнего спора.

Вот Дашенька, не дождавшись, пока кто-нибудь первой выйдет из класса и подаст всем пример, тихонечко писается в своем уголке, сжав руки на юбке, из-под которой тянутся струйки.

Вот она же, выбежав вслед за Машкой, летит по коридору, как и я, упуская на ходу, а потом, рассмотрев свою светлую юбку, на которой, конечно же, остались мокрые пятна, дворами пробирается домой, шарахаясь от прохожих, и на середине пути снова писается от неожиданности, когда какой-то пес гавкает на нее из-под ворот.

Вот Машка, выбегая из класса, не может открыть дверь, случайно запертую кем-то, и писается на пороге, зажимая руками промежность, и между сжатых пальцев текут блестящие струйки.

Вот Танька, еле выбравшись из класса, понимает, что до туалета не доползет, и сдергивает штаны за углом, почти сев на пол от облегчения, а потом сбегает, испугавшись гнева уборщицы из-за большой лужи в коридоре.

Вот откуда-то взявшаяся красотка Настя, тоже стоящая у столба и ерзающая по нему попой, а потом, отвязавшись, трясущаяся в полуприседе, зажав руки между ног.

Вот я, прибежав в туалет, не обнаруживаю свободных кабинок и выливаю все накопившееся на пол, ощущая каждую струю ногами. А может быть, рядом с туалетом стоит Валерка и видит меня в этой странной позе: наклонившись, отставив попу в темной юбке, из-под которой течет по ногам?

И, конечно, вот Лена, получившая макбук, идет домой, от радости забыв сходить в туалет, и ее прижимает прямо на людной улице, и от ее спокойствия не остается и следа, в такой панике она пытается найти место поукромней и не выдать терзающих ее позывов... Но, конечно, не успевает, и писается на ходу, перебирая ногами и приседая.

Я не знала тогда, что происходит со мной. Я вставала, бродила по комнате, скрещивала ноги и снова садилась и принималась ерзать на кровати, как будто это мне приспичило в неподходящий момент, и надо любой ценой дотерпеть. Про мастурбацию я тогда ничего не знала, но непременно дошла бы экспериментальным путем именно в тот день, если бы вскоре не вернулась с работы мама.

Театральный кружок больше не собирался, но Светку в школе не особо дразнили, потому что она почти год больше ни к кому не задиралась. Актрисой я быть передумала, но театр теперь у меня вызывает невероятную смесь эмоций. Я даже пару раз ездила на постановки областного театра. Конечно, мне нравились сами пьесы, но очень нравилось еще и смотреть на актрис, играющих главные роли, и воображать, что перед началом они не успели кое-куда заскочить, а ведь надо играть, да еще и, боже мой, обниматься с этим героем-любовником...

И еще после этого случая я стала внимательнее относиться к упоминаниям о туалете и тех, кто не прочь бы туда сходить. Пожалуй, именно это увлечение на самом деле и вытеснило увлечение театром.

[Alabyk 339]

3 мая.

После того, как я вчера так подробно вспоминала тот случай в театральном кружке, заодно вспомнилось и происшествие немного позже, которое заставило меня окончательно осознать свою странность.

Первое время после спора и Светкиного позора я пребывала в каком-то шоке, сама не понимая, почему это так на меня повлияло, я-то позора избежала. Фантазии, посетившие меня дома, на следующий день забылись, и я пару недель ходила в школу "на автомате", поглощенная какими-то смутными ожиданиями, не обращая внимания на окружающий мир. Потом жизнь в целом наладилась, а все связанное с тем случаем отошло на второй план, спрятавшись где-то в дебрях подсознания.

Между тем прошел почти год, я успешно перешла в десятый класс, и вот перед школой в очередной раз замаячила перспектива городских олимпиад и учителя обратили на старшие классы особенно проницательные взоры.

В прошлом году я неплохо проявила себя на олимпиаде по истории и предполагала, что мне предложат повторить опыт. Историю у нас вел директор, и однажды после уроков меня поймала в коридоре школьная секретарша Катя и сообщила, что Александр Викторович ждет меня в своем кабинете.

Я замялась. Нет, я знала, что никаких грехов за мной не числится и я наверняка нужна по поводу олимпиады. Просто момент был, мягко говоря, не самый подходящий: я всей душой и некоторыми частями тела была устремлена к туалету, который был уже в каких-то пятнадцати метрах, и вот пожалуйста.

Объективно единственным выходом из ситуации было попросить о пяти минутах отсрочки по уважительной причине. Но назвать эту причину вслух было выше моих сил. Тем более что вот именно сейчас эта причина была неимоверно веской (у нас был сдвоенный урок без перемены, и где-то на десятой его минуте я ощутила, как столовский компот внутри моего организма превращается в совсем иную жидкость). Со мной всегда так: чем труднее становится терпеть, тем труднее признаться в своей нужде. Может быть, моя промежность соединена какими-нибудь нейронными связями с участком мозга, отвечающим за речь...

Так или иначе, я промолчала и, сжав одновременно зубы и сфинктер, поплелась за секретаршей.

Мы вошли в приемную, и она постучала в директорский кабинет. Не получив ответа, заглянула внутрь.

- Александр Викторович вышел куда-то, - жизнерадостно сообщила Катя, закрывая дверь. - Подожди пока тут.

И с чувством выполненного долга направилась за свой стол, не заметив паники на моем лице.

Сколько мне придется ждать? Это была единственная внятная фраза, пронесшаяся у меня в голове на фоне воображаемых бурлящих струй, стекающих в белые воронки. А ведь пять минут назад туалет был так близок! Я чувствовала себя фанатиком, возвращенным к земной жизни с порога рая: вместо неземного блаженства опять этот груз собственного тела, эти плотские муки...

...Эта тяжесть, этот раздувшийся шар внизу живота, эти дрожащие ноги, а между ними изо всех сил сжатая маленькая мышца, которой нужно удержать тяжесть внутри, не дать ей пролиться раньше времени. Но сколько же мне еще придется ждать?

- Да ты сядь, чего мнешься.

Я вся вздрогнула, но послушно плюхнулась на стул, невольно подумав, как по-разному можно понять слово "мнешься". Надеюсь, она не имела в виду... надеюсь, она не поняла, что...

Мысль, что Катя прямо сейчас видит и понимает, что мне сильно хочется писать, вогнала меня в краску. И тут же это неудобное желание стало не таким острым. Я села поудобнее и приготовилась ждать.

Но долго я не продержалась, вскоре резкий позыв заставил меня согнуться. Сделав вид, что что-то ищу в сумке, я поерзала на стуле, пытаясь принять удобную позу. Бесполезно: сидеть в любой позе дольше нескольких секунд было невыносимо, вся жидкость во мне сразу же подступала к выходу, и, чтобы не брызнуло в трусы, приходилось менять позу. Как назло, сегодня я была в джинсах, и упустив пару струек сейчас, встала бы уже с заметным пятном на попе.

Надо было срочно встать, а лучше отпроситься и сбегать в туалет, но... Нет, не скажу, что была такой уж стеснительной - пока речь не заходила об одном-единственном вопросе. Я ни за что не призналась бы, что очень хочу в туалет, а других причин выйти прямо сейчас придумать не могла. Поэтому оставалась на стуле, заливаясь краской при каждом вынужденном поерзывании. К счастью, Катя занималась какими-то бумажками и не смотрела на меня.

Минут через десять я поняла, что еще чуть-чуть, и бежать будет уже поздно. Мочевой пузырь тут же горячо поддержал этот вывод, пробив судорожно сжатый сфинктер обжигающей струйкой. Я вскочила с места - и тут дверь в коридор открылась. О да, наш директор всегда как жопой чувствовал, когда появиться на пороге.

- Александр Викторович, а Геля вас уже ждет, - радостно заявила Катя.

Ага. Только вас и ждет.

Стараясь не подавать вида, я героически боролась со второй струйкой. Штурм моих трусов был остановлен на середине, Суворов бы мной гордился. А может, и нет: он-то вряд ли приходил на аудиенцию к царю с трещащим мочевым пузырем, стесняясь отпроситься в уборную.

Между ног уже явно сыро, лишь бы не было видно пятна. Вздохнув, я покорно прошла за директором в кабинет и даже села к столу на предложенный стул, офисный, с тканевой обивкой. Хорошо хоть черной, а то от меня уже сейчас наверняка остался мокрый след, а пока я тут буду сидеть... Ох, надеюсь, после меня сегодня на этот стул никто не сядет, иначе будет сюрприз.

Доставая по велению школьного самодержца ручку и блокнот, я продолжала борьбу с жидкостью, оккупировавшей мой мочевой пузырь. Ерзать было стыдно, оставалось из последних сил сжимать мышцы и надеяться, что скоро все это кончится.

Директор тем временем вещал про олимпиаду, и про мои успехи в истории, и про необходимость подготовки, а потом стал диктовать список тем, которые нужно повторить.

Я взялась за ручку и тут же поняла: полилось. Левая рука оказалась быстрее мозга, и в следующую секунду я уже сидела, крепко зажав промежность. Потоп откладывался, но, склонившись над блокнотом так, что лицо закрывали волосы, я отчаянно краснела и пыталась сообразить: видно ли с директорского места, что происходит у меня под столом.

Я записывала под диктовку темы и постепенно обрисовывала в голове ситуацию. Я, почти шестнадцатилетняя девушка, участвуя, можно сказать, в совещании на серьезную тему, сижу перед руководителем в описанных джинсах, разрываясь от желания ссать, и от лужи прямо под стулом меня отделяет только рука, сжимающая и трущая промежность.

Эти мысли и ритмичные движения пальцев привели меня в странное состояние: в ушах зашумело, а низ живота переполнился какой-то приятной истомой. Мне все еще было стыдно, но стыд отошел на второй план, и даже то, что директор может заметить мое странное поведение, пугало не так сильно.

Меня спасло то, что Александр Викторович занялся учебными пособиями на своей полке и практически потерял ко мне интерес, выискивая все новые темы. В конце концов, зарывшись в очередную книгу, он заявил, что пока достаточно, мне следует позаниматься над тем, что есть, а он поищет еще дополнительный материал.

Я выскочила из кабинета, ощущая, как проясняется в голове и возвращается дикое давление на сфинктер. До туалета я долетела за секунды: коридоры, слава богу, опустели. Открывая дверь, я уже расстегивала молнию джинсов, и, вбежав в кабинку, оставалось только стянуть их - и, конечно же, хлынуло из меня именно в этот момент...

Зависнув над унитазом, я полностью отдалась блаженству процесса и, только полностью опустошившись, нашла в себе силы проверить состояние штанов.

Пятно на внутренней стороне бедер было не таким уж большим, но вот на заднице вверх до пояса пролегала мокрющая полоса - как я ни спешила стащить с себя джинсы, все-таки капитально их залила. К счастью, сегодня я была в спортивной курточке, которую, одевшись, обвязала вокруг пояса, а в раздевалке прямо поверх всей этой конструкции натянула осеннюю куртку. И поспешила домой.

Дома, скинув ботинки и куртку, я первым делом понеслась на унитаз: по пути мне снова приспичило, и под прикрытием куртки я уже упустила пару настойчивых струек. Вновь ощутив чудесную легкость, я кинула джинсы с трусами в стирку, натянула чистое белье и домашнюю одежду и поспешила в свою комнату. Мне хотелось вновь испытать то чувство, что охватило меня в директорском кабинете.

Спрятавшись под одеялом, я с замиранием сердца скользнула рукой между ног и робко погладила себя через одежду, потом потерла посмелее, еще и еще, запустила руку в трусы и продолжала ласкать нежную кожу, вскоре покрывшуюся вязковатой влагой, и особенно отзывавшийся на ласки бугорок. В голове вновь закрутились картинки прошлогоднего происшествия в театральном кружке, девчонки ерзали и зажимались все откровеннее, а между ног и внизу живота у меня разрасталось что-то неземное, и хотелось двигаться ему навстречу, все быстрее, все чаще... - и все! Меня бросило в дрожь, неземное прошло сквозь меня и уходило, задержать его не получалось: ласковые прикосновения вызывали уже слишком мучительную сладость, и я не выдержала и отдернула руку.

Потом я долго лежала вспотевшая, с горящим лицом, и медленно приходила в себя. Конечно же, этот опыт вскоре повторился, а затем и вошел в привычку, и всякий раз его сопровождали мои странные фантазии.

Сейчас, глядя на себя со стороны, я осознаю: пожалуй, я позволила этим фантазиям взять надо мной слишком большую власть, и пора остановиться, иначе ничем хорошим это не кончится. Если уж говорить о первых звоночках, то прозвенел уже целый Царь-колокол. Скоро я наберусь смелости вспомнить об этом случае подробно, пережить тот стыд еще раз, чтобы уж точно накрепко запереть дверь в эту нелепую часть моей жизни.

[Alabyk 339]

12 октября.

Здравствуй, веселое и бесшабашное студенчество. Это начинает новую жизнь Лина Андрейченко, первокурсница истфака.

Во-первых, почему я все еще пишу в этой тетради. В предутреннем сумраке после выпускного я пошла встречать рассвет в одиночестве, честно таща с собой спички и свою исповедь. Когда первые лучи солнца окрасили синяки под моими сонными глазами в романтический нежно-лиловый цвет, я посмотрела на тетрадку, в которую изливала все самое стыдное и сокровенное... и поняла, что это бесполезно. Даже если я сожгу эти несчастные листки, та часть меня, от которой я хочу избавиться, не исчезнет.

Что ж, самые важные перемены начинаются с осознания необходимости перемен. И главное слово здесь - "начинаются", потому что все самое противное как раз впереди. Мало честно сказать себе "я жирная" и повесить над столом портрет Софи Лорен, придется еще жевать сельдерей и таскаться трусцой по улице в дождь и холод.

Но я решила, и я не остановлюсь. Этот дневник превратится в бортовой журнал моего нелегкого пути, в нем я буду честно описывать свои действия, мысли и чувства, касающиеся совершенно ненужного мне, постыдного и глупого увлечения (да, аутотренинг тоже метод).

Итак. Не буду писать о трудном времени экзаменов и ожидании списка поступивших в институт - это не имеет отношения к делу. Как и было решено, я начала жизнь с чистого листа. Однокурсники и преподаватели быстро привыкли к тому, что уменьшительная форма моего имени - Лина (я, честно сказать, привыкла не так быстро, но в целом справляюсь), короткая стрижка и новый жемчужный оттенок волос довершили преображение. Родилась новая, более оптимистичная, более решительная и взрослая личность.

Важная часть образа Лины - она всегда говорит о потребности сходить в туалет. Отпрашивается с пар, покидает подружек посреди перемены или зовет составить ей компанию. Пришлось намекнуть одному-двум преподавателям на проблемы с почками, зато теперь отпускают без проблем.

Дело даже не в боязни не дотерпеть до перемены (конечно, с почками у меня полный порядок), а в установлении привычки говорить о деликатной потребности прямо. Сначала это было нелегко, приходилось заставлять себя, преодолевать смущение. Но с каждым разом становилось все проще, и теперь я надеюсь, что на этой части моей проблемы можно поставить штампик "решено".

Но с другой частью пока существуют проблемы.

До первой сессии в нашем институте первокурсников не заселяют в общежитие (не считая малоимущих), и только после Нового года при условии успешно сданной сессии можно подать заявку. Скорее всего я так и поступлю, потому что съемная квартира требует слишком больших вложений (которые, как намекнули мне родители, можно потратить с большей пользой и удовольствием). Пока же меня запихнули в квартиру к дальней родственнице. У меня даже есть своя комнатка - размером с пресловутый чулан под лестницей.

Но здесь хотя бы имеется окно - и так получилось, что именно оно стало моей проблемой.

Однажды поздним вечером я сидела на подоконнике, не включая света, и пыталась любоваться на звезды. Увы, мало того, что в этом городе они вообще бледнее, чем в моем родном, так еще и напротив дома торчит точно такая же девятиэтажка, изрядно ухудшая обзор. От расстройства я стала разглядывать освещенные окна. И тут зажегся свет в окне, находящемся прямо передо мной.

Точнее, сама кухня, окно которой это было осталась темной, а свет включили в прихожей, но открытая настежь дверь и отодвинутая кухонная занавеса давали идеальный обзор.

На коврике в прихожей топталась девушка в строгом сером платье, расшнуровывая ботильоны на высоком каблуке. Нужно заметить, что дело у нее пошло бы гораздо быстрее, если бы очаровательное создание поминутно не приседало бы, оттопыривая филейную часть и стирая друг о друга коленки.

Сердце мое разом ухнуло куда-то с шестого этажа, а глаза неотрывно следили за незнакомкой. Побежать в ванную в обуви, видимо, противоречило ее личным убеждениям, и девушка продолжала борьбу со шнурками, извиваясь так возбуждающе, что впору было задуматься о смене ориентации.

Наконец ботильоны были сброшены, и девушка рванула было по коридорчику, но на третьем шаге вдруг резко застыла в полусогнутом состоянии. Судорожными движениями задрав обтягивающий подол, она запустила правую руку между ног (было далековато, но, кажется, мелькнули нежно-розовые трусики), и так, зажимаясь, поковыляла за пределы моего обозрения.

Я невольно заерзала на подоконнике. Было тяжело сдержать собственную руку, тянущуюся к промежности. Стараясь успокоиться, я всматривалась в окно, и тут девушка вернулась, таща в руках тряпку.

Со вновь вспыхнувшим интересом я наблюдала, как она возит тряпкой там, где недавно прошла, стискивая пальцами (теперь я знала) стремительно мокреющие трусики. "Какая разница, что вытирать - грязь от ботинок или капли мочи, - все равно же убираться пришлось?" - подумала я, впрочем, оставшись лишь в выигрыше от выбора незнакомки. Уснуть в эту ночь оказалось не так-то легко, а завтрашним вечером я, конечно же, опять устроилась в своем наблюдательном пункте, исполненная шальных надежд.

И они, как ни странно, оправдались. Два или три раза в неделю эта девушка возвращалась домой примерно в двенадцатом часу - и практически каждый такой вечер бедняжка врывалась в дверь на грани потопа. Я не знала, откуда она приходит и почему не может посетить туалет там, зато развязку событий могла наблюдать во всей красе.

Однажды девушка пришла с пакетом и не побежала в туалет, пока не засунула его в холодильник. Она открыла дверцу, ерзая попой по подоконнику, - замечательный ракурс.

В другой раз ее, видимо, кто-то провожал: стояла спиной ко мне и долго не закрывала дверь, переминаясь с ноги на ногу и оживленно жестикулируя, и даже разок засмеялась - согнувшись и скрестив ноги. Наконец - в одну секунду - захлопнула дверь и резко села на корточки, и замок закрывала уже ерзая на собственной пятке. Пару раз попыталась встать, а потом замерла, закрыв лицо руками. Медленно поднялась только через пару минут, с огромным пятном на попе. Коврик забрала с собой в ванную.

А еще как-то раз явилась позже обычного в насквозь промокших светлых брючках. Похоже, процесс облегчения длился до победного конца и завершился еще до входной двери: бедняжка вошла медленно и как-то расслабленно и так же неторопливо прошествовала в ванную. Понятно, увидев ее на следующий день в то же время в широкой юбке и без признаков нетерпения, я не поверила, что девушке повезло найти спасительный туалет где-то по пути домой. И когда в следующий раз она влетела в прихожую, беспокойно перебирая ногами, я даже как-то порадовалась за человека: все-таки поливать трусы и тем более брюки удобнее дома, а не на улице.

Кстати, пару раз я пыталась наблюдать за ней у подъезда, но эти моменты были не такими зрелищными: девушке еще удавалось держать себя в руках. К тому же родственница начала удивляться, что это я делаю на улице так поздно. И я вернулась к проверенному способу наблюдения.

19 октября.

Я осознаю, что должна бы прекратить такие развлечения, но пока не хватает силы воли. И потом... в январе я переезду в общежитие, и все это так и так прекратится (так что просто дай мне насладиться, пока это возможно, - шепчет неразумная часть меня).

Меня беспокоит и вернувшаяся тяга к самоудовлетворению. Летом как-то получалось обходиться без этого, а теперь просто не могу удержаться. Я вовсе не хотела устанавливать для себя полный целибат (в конце концов, у меня нет парня, и что мне еще остается?), но посреди процесса то и дело возникают мысленные картины еле терпящих девушек, а это уже идет вразрез с благими намерениями, которыми я выстелила начало своего студенческого пути.

Естественным выходом видится знакомство с кем-нибудь симпатичным, способным перевести мои мысли в иное русло, не более пристойное, но более традиционное. Но учеба пока отнимает слишком много времени (а поздние наблюдения за окном напротив отнимают слишком много времени у учебы).

И вот, бегу, устало попискивая, по своему замкнутому кругу, как хомяк в колесе, и одна надежда на то, что кто-нибудь откроет клетку и вытащит меня за шкирку... на свободу ли?

[Arizona 557]

Ну какая уж тут свобода... Меня так же мучают эти мысли, но мне не справитья с ними.

[Ololol 2]

Мне кажется, или здесь была еще одна часть рассказа?

[Alabyk 339]

Мне кажется, или здесь была еще одна часть рассказа?:o

Да, но она потерялась во время последнего большого падения форума, а копии своих рассказов я не храню. Будем считать, что пару страничек своего дневника Геля летом все-таки сожгла :)

[Antotron_RU 13]

А можно узнать: Вы не сохраняете свои творения, но как Вы их делаете незаметно для других?

[Alabyk 339]

В 23.05.2016 в 17:29, Antotron_RU сказал:

А можно узнать: Вы не сохраняете свои творения, но как Вы их делаете незаметно для других?

Пишу, пока никого нет рядом, выкладываю и удаляю. Промежуточные заметки храню в закрытых записях в Контакте - недолго. Аналогично с рисунками.

[Arizona 557]

Пишу, пока никого нет рядом, выкладываю и удаляю. Промежуточные заметки храню в закрытых записях в Контакте - недолго. Аналогично с рисунками.

Ты бы знала сколько я рассказов удалила так и потеряла. А все из-за чего? Как в исповеди твоей, много раз пыталась освободиться от фетиша. Стирала все, что есть по фетишу, удаляла учетные записи, логины-пароли... Хватает не на долго. Он(фетиш) сильнее меня сейчас. В итоге, после последнего приступа силы воли, завела диск в облаке, Буду складывать туда все что напишу, сфоткаю и т.п. Написание рассказов, конечно, непростое дело. Лично мне нужно вдохновение, когда строчки просто сами текут (о-как...), как ни зажимайся. Только успевай записывать. Но как сделать так, чтобы окружающие не мешали? Ведь это вдохновение может прийти в любой момент и жаль будет, если перебьют. Есть любители читать через плечо заглядывая или лезущих посмотреть на экран монитора. Ненавижу таких.

[Gely 16]

спасибо автору за удовольствие читать качественную литературу. завидую неимоверно людям, умеющим грамотно и красиво складывать буквы в слова, а слова в произведения

[лиза111 38]

Огромное спасибо! Прекрасный рассказ.